В начале XX столетия 20-летний предприниматель достиг заветного результата, который и не снился его варшавским друзьям, – у него была перспективная работа и приличный заработок. Теперь можно было подумать о женитьбе, о собственном доме и… о смене работы, так как торговля дамскими перчатками ему уже наскучила. Эта завидная непоседливость со временем станет визитной карточкой Сэмюэла Голд фиша – он будет уходить от работодателей и компаньонов, не считаясь с перспективой потери доходов, до тех пор пока над ним не останется ни одного начальника. Видимо, по этой же причине он всегда противился трансформации своих компаний в акционерные общества и появлению в них профсоюзов.
В 1910 г. молодой бизнесмен обратил внимание на новый аттракцион, семимильными шагами шедший на смену цирку, театру и другим массовым увеселениям и имевший сложное название – кинематограф. В США кинопроектор (а также кинопроизводство и кинопрокат) были своевременно запатентованы известным изобретателем Томасом Эдисоном, поэтому на Восточном побережье страны экспериментировать с новым бизнесом было бесполезно. Но существовала еще огромная территория «Дикого Запада», где за соблюдением патентного законодательства невозможно было уследить. Туда, в Калифорнию, и отправился Сэмюэл Голдфиш, надеясь отыскать свою золотую жилу, как некогда нашли ее первые переселенцы, положившие начало «золотой лихорадке».
Так, бывший коммивояжер оказался в малоизвестном пригороде Лос-Анджелеса – Голливуде, где стали, как грибы после дождя, появляться частные кинофабрики. Одной из них была «Джесси Ласки фичер фотоплэй компани», которую вместе с Голдфишем возглавлял специалист по водевилям, театральный импресарио Джесси Ласки, а также будущая звезда американского кино, режиссер и продюсер Сесил де Милль. Их совместным дебютом в 1914 г. стал фильм де Милля «Женатый на индианке», вошедший во все справочники и энциклопедии кино. Некоторые кинокритики называют эту ленту первой полнометражной художественной кинокартиной калифорнийской «Фабрики грез».
Как бы там ни было, но первый опыт оказался очень успешным, и компания получила хорошие перспективы на будущее. Спустя три года плодотворной работы она объединилась со студией Адольфа Цукора «Феймоуз плэйере», став основой для создания одного из «столпов» Голливуда – кинокомпании «Парамаунт пикчерс».
Несмотря на то что стабильно развивающаяся компания была семейной (Ласки приходился Сэмюэлу тестем), «Одинокий волк Голливуда», как называли Голдфиша газетчики, не удержался от своего «коронного номера». Не объясняя причин, он покинул сначала жену, Бланш Ласки, а потом и компаньонов, найдя взамен двух других – братьев Эдгара и Арчибальда Селвинов. Новая киностудия получила название «Голдвин пикчерс корпорейшн», объединив в своем имени фамилии учредителей. Получившееся в результате слово «Голдвин» Шмуль Гелбфиц взял себе в качестве очередного псевдонима и не расставался с ним уже до самой смерти.
Однако и на новом месте Сэмюэл долго не задержался, подтвердив в очередной раз репутацию человека, который либо делает все по-своему, либо не делает ничего. Не прошло и года после слияния «Голдвин пикчерс корпорейшн» со студией Маркуса Лэва «Метро пикчерс» и фирмой эмигранта Льюиса Б. Майера (в родном Минске его звали Лазарем Мойрамом), как главный идеолог этого объединения не стал дожидаться результатов совместной деятельности и в очередной раз «хлопнул дверью». Когда в 1928 г. на экраны вышел их первый полнометражный фильм «Лев Лео», непредсказуемый компаньон, имя которого так и осталось в названии студии «Метро-Голдвин-Майер», уже 4 года успешно руководил своим собственным производством «Сэмюэл Голдвин инкорпорейтед лимитед».
Что поделать, если человек, удостоившийся множества лестных эпитетов от кинокритиков и зрителей, автор сентенции «Если зрители не идут на ваш фильм, вы бессильны заставить их это сделать», в жизни имел буйный темперамент, следствием которого были многочисленные скандалы и судебные иски. Утихомирить разбушевавшуюся творческую личность удавалось только его второй жене, кинозвезде Фрэнсис Хауард, на которой Сэмюэл женился через 6 лет после развода с Бланш.
Широкую известность получил скандал с земельным участком, который приобретался для компании «Юнайтед артисте». Эта фирма занималась прокатом фильмов, снятых на студии Голдвина, и он не отказался от предложения войти в число пайщиков-покупателей. Трудно объяснить, что заставило его вскоре выйти из состава пайщиков и судиться из-за этого участка с «железной леди Голливуда» актрисой Мэри Пикфорд. В результате длительного судебного процесса бизнесмен вынудил Пикфорд и других владельцев фирмы выставить участок на аукцион, на котором сам же купил его. Эта невинная «шалость» нанесла немалый урон репутации Сэмюэла, поскольку общественность была целиком на стороне Пикфорд, «одинокой бедной женщины, которую всякий может обидеть» (обладавшей, кстати, железной хваткой, что позволило ей со временем стать первым голливудским миллионером).
Кроме того, Голдвин прославился невероятной скупостью и постоянными обещаниями премий и надбавок к жалованию по случаю успешной сдачи очередной картины. Сотрудники привыкли к тому, что хозяин никогда свои обещания не выполнял, но постоянно надеялись на то, что на следующей картине в нем заговорит совесть, и они получат сполна. Но проходила очередная триумфальная премьера, а продюсер и не думал раскошеливаться. При этом любил повторять один из своих любимых афоризмов: «Устное соглашение не стоит и той бумаги, на которой оно написано».
Вообще его афоризмы, вошедшие во всевозможные сборники крылатых слов и выражений, заслуживают отдельного разговора. Журналисты даже придумали для них специальный термин – «голдвинизмы» – и поставили их на одном уровне по популярности со знаменитыми законами Мерфи и Паркинсона. Самым известным голдвинизмом, пожалуй, является следующий: «Сообщаю вам свое окончательное решение: может быть». Помимо этого, зафиксированы и другие: «Никогда ничего не предсказывайте, особенно будущее», «Лучше ежедневно общаться с умным идиотом, чем с глупым гением», «Любому, кто собрался на прием к психиатру, следует сначала проверить, все ли в порядке с головой психиатра», «Больница – это не место для больного», «Утром меня посетила грандиозная идея, но она мне не понравилась», «Не думаю, что нужно садиться за автобиографию, пока ты еще жив», «Если бы Рузвельт был жив, он бы перевернулся в гробу», «Эти режиссеры вечно режут руку, кладущую золотые яйца» и т. д.
Долгое время окружающие записывали за Сэмюэлом все его «перлы», рассматривая их как свидетельство искрометного юмора творческой личности. Но однажды он проговорился, что все его глубокомысленные афоризмы появились на свет в результате плохого знания английского языка, что ему, как уроженцу Варшавы, было простительно. Голдвин заявил, что обычно он хотел высказать обыкновенную мысль, а получалось нечто совершенно иное, то, что всем казалось верхом остроумия. Впрочем, киномагнат явно лукавил и, скорее всего, просто напрашивался на очередной комплимент.
Новый этап в жизни бывшего уборщика и продавца перчаток, наконец-то добившегося финансовой и творческой самостоятельности, к которой он стремился долгие годы, начался в 1924 г., с момента основания компании «Сэмюэл Голдвин инкорпорейтед». С первого же дня руководства собственной фирмой независимый продюсер удивил Голливуд непривычной для конкурентов тактикой. В отличие от всех своих коллег, он был уверен, что распыление ресурсов при работе над несколькими фильмами одновременно – это порочная практика. Вместо этого он запускал в производство один тщательно подобранный проект, говоря: «Я готов нанять дьявола, если он напишет мне хороший сценарий», и привлекал к съемкам лучших писателей (Рекса Бича, Гертруду Атертон, Мориса Метерлинка), режиссеров и актеров, не считаясь с затратами. «Все, что нам нужно, – любил повторять Сэмюэл, – это картина, завязкой которой служит сцена землетрясения, а дальше все развивается по восходящей до самой кульминации».